28 октября 2012      4100    

И.В. Поповский. Образ города как отражение социальных отношений

Слово «образ» имеет много значений: образ как описательная информация об объекте (информационный образ), образ как формируемая в сознании человека мысленная (ментальная) проекция объекта (психологический образ),  образ как метод, порядок, организация (образ жизни), образ как акт творчества (художественный образ). По этой причине в диалогах между людьми, часто каждый по-своему выстраивает приоритеты понятия «образ города»: для архитектора важно художественное восприятие города, для управленца определяющим станет порядок и организация жизни, для рядового горожанина образ города сопоставим с его эталонным психологическим архетипом. Так образ Петербурга может быть отражен в подсознании разных людей по-разному. Архитектор будет восторгаться художественной композицией архитектурных ансамблей, горожанин будет любоваться целостностью культуры города, управленец останется довольным простой и понятной логикой организации пространства. Если учесть, что архитектор является одновременно и горожанином, а порой может быть одновременно и управленцем, то город может создать ещё более сложные ментальные проекции в подсознании человека. Понятийная неопределённость приводит к усложнению восприятия города как цельного объекта. Исследователи могут давать субъективные выводы, что искажает реальность города вплоть до мифологии.

 Образ города всегда отражал философскую суть жизни. Античный греческий город являлся примером предметно-пространственной среды, отражающей восприятие мира как соединения суверенных объектов[2;20]. Другое дело древний римский город, который отразил мощь государственной системы и общественную коммуникацию граждан Вечного города. Поэтому планировочный каркас, как некий самостоятельный объект, стал основой целостности римского города. Новое отношение к пространству также выразилось в организации открытых общественных площадей форумов. Образ средневекового города заключен также в  мировоззрении горожанина – сугубо христианском, аскетичном и цельном. Индивидуальность просто растворялась в этом восприятии мира. Городская застройка была результатом коммуникабельности, соседских связей[2;25]. Не имея композиционной внутренней завершённости (в отличие домов античных городов) средневековый дом мог реконструироваться и разрастаться, не теряя органичности системы. Христианская идея «небесного города» определяла в первую очередь смысл, а не форму. Главные здания и сооружения при этом становились символами: ратуша - центр городского самоуправления, собор – опора церкви, цитадель – власть феодала.

Эпоха Возрождения и абсолютной монархии утвердили в обществе декартовое восприятие мира, которое отрицала стихийность средневекового города. Античная  суверенная свобода возродилась  в идее гуманизма, в утверждении человека как сотворца Бога. Поэтому Декарт считал идеальным городом только тот, который был задуман и осуществлён одним человеком[7;9]. Впоследствии, несмотря на изменения производственных и социальных отношений,  это стало актуальным во всяком проявлении тотального абсолютизма, когда город формируется волей правителя (монарха, диктатора, религиозного вождя). Римский папа Сикст V соединяет святые места Рима прямыми проспектами. Людовики XIII и XIV во Франции и Петр I в России создают настоящие театральные городские декорации. Османн, пробивая парадные проспекты, уже стремится благоустроить Париж, и защитить его от влияния трущоб и революционных волнений. Иосиф Сталин с претенциозностью абсолютного монарха и с утилитарностью государственного капиталиста, также строит театральные декорации светлой жизни и простой вырубкой бульваров решает транспортные проблемы  Москвы. А в 50-х годах прошлого столетия символом Победы над фашисткой Германией становится новая система высотных доминант Москвы, образно сформировавшую параноидальную невидимую крепостную стену вокруг Кремля по Садовому кольцу. Модернисты, окрылённые революционным пафосом Ле Корбюзье, решают социальные проблемы и конфликты простым и доступным по их мнению способом, а именно тотальным сносом сложного города и возведением простого идеального города Великого Архитектора, который является творцом и одновременно хранителем абсолютной истины.

 Разрушительный опыт социальных революций ХХ века позволил критично отнестись к абсолютизму тотальных идей. Модернистский  город для большинства горожан стал также не соответствовать ментальному образу идеального города. Экологическая катастрофа индустриального города сформировало критическое дезурбанисткое отношение к крупным поселениям. Снос исторического наследия спровоцировал конфликт с консервативной частью общества и стал актом культурного насилия. Городское общество становится многонациональным, экономика - диверсификационной , развитие города – многосценарным. Упрощённый и гармоничный образ города терпит кризис, как не отражающий тенденций роста поселений, их урбанистическую сложность и прогрессирующую динамику развития производственных и общественных отношений.  На замену формируется эклектичный образ города постиндустриального общества. Теперь город рассматривается западными урбанистами и градостроителями уже не как художественная форма придворного или модернистского архитектора, а как отражение сложности коллективных договоров и конфликтов всех социальных групп.  Свобода и демократия рассматривается не как власть большинства, а как возможность учета мнения меньшинства. Теперь противоречия и конфликты ведут не к революции, а порождают  необходимость кропотливого создания  документов, оформляющих общественный договор. Анри Лефевр в своей статье «Право на город» утверждает, что город – это место, где и живёт различие, где права гражданства должны постоянно оспариваться и переопределяться вследствие борьбы за формирования среды и условий общественных пространств. Город следует понимать как oeuvre (труд, творение, опус – фр.), как творческое свершение, в котором принимали участие все его жители, действующие в публичной сфере [6;143]. К сожалению, развитие сегодняшнего российского города можно сравнить со строительством вавилонской башни, когда все участники разделены языковыми барьерами, что укрепляет глухой снобизм профессионалов и ханжеское невежество дилетантов. Такая «вавилонская» доминирующая вертикаль – символ коррупции, использующей разделение горожан в своих целях.  При обсуждении городского развития, как горожане, так и профессионалы часто глухи к чужым суждениям. Такой спор для многих логичен, так как участниками он рассматривается  в мировоззренческой  плоскости основных законов  диалектики. Однако греческого слово диалектика  (διαλεκτική)  означает искусство спорить, вести рассуждение. В античности и Средние века диалектика – это прежде всего способность вести спор посредством вопросов и ответов и искусство классификации понятий, разделения вещей на роды и виды. Постсредневековая эпоха  скорректировала понятие диалектики. Это проявилось в классической немецкой философии. По Гегелю диалектика – суть развития противоречия (антогонизма). Через понятие отрицания тезиса (антитезис) он видит развитие мира в отрицании отрицания (синтезе), то есть возрождении тезиса в новом качестве. Именно таким и была эпоха Возрождения, которая олицетворяла новое видение античной философии в свете христианских догматов.  В отечественной материалистической философии диалектика нам представлена в интерпретации Фридриха Энгельса, который сформулировал три основных закона диалектики, среди которых - закон единства и борьбы противоположностей, объясняющий суть развития мира через разрешение конфликтных противоречий. При этом Энгельс видел возможность разрешения социальных противоречий посредством внедрения всеобщего избирательного права и формирования нового политического диалога между разными слоями общества[5;365]. Владимир Ленин, будучи политиком и революционным стратегом, естественно акцентировал свое толкование диалектики разделением противоречий на антагонистические («непримиримые») и неантагонистические («примиримые»?). Непримиримые противоречия в этой интерпретации не могли привести к какой-либо договоренности, таким образом, любое провоцирование революционных волнений оправдывалось обострением классовой борьбы [4;229-232]. Непримиримость отражалась соответственно в  отказе от диалога как с буржуазными властями, так и с социальными группами частных собственников (кулаки, середняки, мелкая буржуазия, религиозные общины и т.д.).  По сути это стало отрицать ту способность вести спор в форме диалога, что было изначально заложено в античной диалектике. Компромиссная эволюция сменилась непримиримой разрушающей революцией. Многолетняя российская практика отказа от диалога, начиная с разгона Учредительного собрания и заканчивая военным мятежом ГКЧП, оправданная ленинской теорией революции как единственной возможной формы разрешения антагонизма, создала устойчивую «монологовую» ментальность советского общества. По этой причине, в постсоветском городе социальные слои, подогретые страстью политической агитации, сегодня лишены  способности вести диалог,  а «монологовое» информационное влияние не позволяет владеть искусством разделения понятий. Это очень удобно власти для управления обществом  в кризисе, однако это практически разрушает механизм коллективных договоров, являющимся сутью городской культуры. Так укрепляется феодальный образ городов-столиц, выстраивающий снобистскую иерархию городов по расположению государевых «столов» и внедрению извне регулирующих наместников. Одновременно совершенно пропадает образ вольного буржуазного города, формирующий органичное  договорное государства суверенных городов, конкурирующих и развивающихся на основе открытости и прозрачности всех политических процессов.

 История России отражает постоянную борьбу формирования институтов буржуазного городского самоуправления с государственной феодальной и бюрократической системой. Первой реформой местного управления при Петре I было учреждение выборных бурмистерской палаты в Москве и земских изб в городах 30 января 1699г., но бюрократический элемент упразднил деятельность земских изб и привел городское хозяйство в упадок. Петр I, понимая необходимость городского самоуправления, учреждает выборные магистраты по городам. После смерти царя губернаторы и воеводы снова узурпируют власть вплоть до царствования Екатерины II, которая на основе децентрализации и самоуправления воссоздает местное управление. При Павле I эти реформы отменены, а при Александре I опять возобновлены. История реформ городовых положений также отражает противоречивую непоследовательную городскую политику Российского государства.  Введение всесословности сменяется укреплением положения дворян в городских управах, выборные права не позволяют отражать чаяния всех городских сообществ. Февральская революция 1917 года вводит всеобщее избирательное право и гражданское равенство в правах. Аристократическое обращение «господин» сменяется на демократичное «гражданин», которое этимологически происходит от слова «горожанин». Временное правительство занимается разработкой нового Городового положения, которое по иронии судьбы должно было принято в октябре 1917 года. После диктатуры военного коммунизма, реанимация городского самоуправления в условиях НЭПа кажется естественным. По мнению известного урбаниста Л.А.Велихова, развитие местного самоуправления должно было связать администрацию с горожанами и, особенно - с предпринимательскими слоями. Отсюда наряду с частными интересами у гражданина появляются общественные. Принимая участие в управлении, гражданин в этом случае готов содействовать ему всеми силами, как собственному делу. В этом случае, местное самоуправление становится подготовительной школой, как для горожан так и для государственных деятелей высших категорий, «…которые, через него, знакомятся с социальными вопросами не только кабинетным способом, т.е. теоретически (выделено И.П.), но из живой общественной практики»[1;245]. Впервые со времён Петра I, предполагался процесс самоорганизации и самоуправления, который пробудил бы инициативу городского сообщества в формировании программ для решения управленческих и градостроительных задач.   Однако власть большевиков до конца 20-х годов практически сворачивает местное самоуправление, заменяя его иерархией централизма советов. Отныне планирование городов, включая бюджеты, развитие инфраструктуры и т.п. утверждается федеральной государственной властью. Участие горожан соответственно упраздняется. Соответственно демократическое обращение «гражданин» сменяется узкопартийным «товарищ». Мало того, «гражданин» становится формой антагонистического обращения между силовыми структурами государства и нарушителями закона.

Реформа 90-х годов прошлого века вернула городское самоуправление, но отсутствие опыта гражданского договора привело к состоянию «холодной гражданской войны». Деструктивные социальные конфликты стали тормозить городское развитие. Такая ситуация провоцирует у власти процедурный формализм, игнорирование институтов общественных организаций и мониторинга мнений горожан. Налицо разрыв городских социальных коммуникаций. Однако при развитии глобальных сетей интернета, социальные коммуникации возобновляются в новом качестве и становятся настоящим средством борьбы с произволом власти даже при коррупционном контроле над СМИ. В новых условиях городскому сообществу необходимо сформировать новый инструментарий, который снимет социальное напряжение «холодной гражданской войны». Соответственно необходима разработка нового гражданского договора, устанавливающего основные рамки дискуссий, правил поведения и разрешения конфликтных ситуаций. Дальнейшее развитие самоуправления должно повлечь формирование ответственных городских сообществ с конструктивными договорными программами развития городских территорий. В соответствие с этим будут совершенствоваться новые городские институты социальных коммуникаций и мониторинга общественного мнения.

            Однако будущее российских городов будет отражать мировоззренческую философскую картину рядовых россиян.

 Если российским обществом будет избрана государственная модернизация феодально-капиталистических отношений, то образ города будет оформляться избранными властью архитекторами-градостроителями, которые в свою очередь создадут принцип художественного оформления ансамблевого города. Следует отметить, что для этого потребуется очередная жертвенность всего общества ради новой идеи и отказ от учета мнения отдельных индивидуумов (то есть горожан). Будучи театральной декорацией государственной политики этот город эстетически будет иметь образ гармоничного творения одного архитектора.

  Если общество будет ориентировано на буржуазный способ сосуществования, то вследствие обогащения среднего класса сформируется гражданское общество, которое в свою очередь определит принципы общественного договора. В этом случае образ города будет представлен эклектичной сложной формой, которая постоянно реконструируется и адаптируется в результате развития и решения конфликтов и на основе компетентного управления сложными городскими процессами. Таким образом, профессионализм избранного градостроителя трансформируется в компетентность и гибкость градоуправленца.   Поскольку решение одних проблем будет порождать новые, что соответствует диалектическому развитию, всякое развитие города будет всегда критической деятельностью.  Поэтому образ города  никогда не отразит абсолютно стабильное состояние.

 Однако следует отметить, что независимо от выбора консервативного или реформаторского пути развития общества, форма российского города будет в дальнейшем неминуемо усложнена, так как глобальное информационное пространство оказывает влияние на социум, создавая ситуацию сосуществования разных мировоззренческих позиций. Соответственно, если считать, что город является проекцией этой сложности, то и его форма уже не отразит культурное насилие имперской классики или модернизма  индустриального города ХХ века.

  Мобильность мирового населения создает в крупных городах ситуацию сосуществования ментальности родовых, феодальных, капиталистических, социалистических отношений. Обострение, равно как и разрешение национальных, религиозных, социальных и других противоречий порождает феномен поликультурного, почти коллажного пространства в городах  развитых стран.  По этой причине не только буржуазные (индустриальные), но и постиндустриальные города  уже становятся анахронизмом. Грядёт эра нового общества, основанного на синергетическом мировоззрении, горизонтальном децентрализованном управлении сложных нелинейных процессов,  ограничении материального потребления на основе развития новых технологий. Суверенные объекты (здания, комплексы, кварталы и т.п.) таких постуглеродных городов (Post Carbon Cities) будут не просто энергоэффективными, они смогут вырабатывать энергию при помощи альтернативных инновационных технологий [8]. Деградированное загрязненное индустриальное пространство города постепенно преобразуется в инновационное экологическое общественное пространство, напоминающее природный ландшафт. Смена парадигмы позволит создать другую форму жизни. Естественно, что консервативная часть общества будет не только скептически воспринимать, но и препятствовать приближению такого будущего, и как следствие, эстетика таких городов будет подвергаться жесточайшей критике. Но это лишь отражает ту  сложность городских отношений, которая и сформирует в ближайшие десятилетия новый образ города.

Горожанин, будучи человеком, является сложнейшей иерархически организованной структурой. Одна из основных внутренних установок социального развития в настоящее время состоит в том, что нужно коренным образом изменить человека, чтобы изменить к лучшему социальную жизнь. Ведь горожанин является элементарной ячейкой городского общества, и, преобразуя социальную среду на уровне элементов, изменяя собственные свойства этой среды, мы можем изменять поле возможных путей развития этой среды, а также способствовать достижению предпочтительных будущих состояний общества как сложной системы. Это важнейшая установка часто формулировалась и формулируется с точностью наоборот: нужно изменить общество и социальные условия жизни в нем, чтобы изменился сам человек [3,29]. Попытки создания таких социальных экспериментов и привело к социальному расслоению и деградации целых городских районов. Ментальные картины миграционных слоев населения не соответствовали модернистскому образу индустриального города. Адаптация миграционного населения часто приводит  к разрушительным конфликтам и социальным напряжениям. Человек не отражает, а строит окружающий мир, оформляет и организует в соответствии с конструктивными установками своего сознания и своими ценностями. Мир изменяется, когда изменимся мы сами. Как утверждал еще Гегель: «Каков человек, таков и мир» [3,41].

Список литературы:

  1. Велихов Л.А. Основы городского хозяйства. –М.: Наука, 1996
  2. Иконников А.В. Искусство, среда, время. (Эстетическая организация городской среды).-М.:Советский художник,1984
  3. Князева Е.Н., Курдюмов С.П. Синергетика: Нелинейность времени и ландшафты коэволюции, Изд. 2-е. – М.: КомКнига, 2011. стр.29, стр. 41
  4. Ленин В.Л. Избранные произведения (в трех томах), том 2, -М.: Изд-во политической литературы, 1978
  5. Маркс К. и Энгельс Ф. Избранные произведения в трех томах, том 3, -М.: Изд.-во политической литературы, 1981
  6. Румер ван Тоорн. Альтернатива неолиберальной урбанизации. // Проект International.  № 17
  7. Саваренская Т.Ф., Швидковский Д.О.,Кирюшина Л.И. Градостроительная культура Франции XVII-XVIII веков, Изд. 2-е –М.:Едиториал УРСС, 2010
  8. Щукин А. Кризис города, журнал «Эксперт»№18(703), 2010

Публикация статьи:

  1. Современный архитектурно-градостроительный образ сибирского города; материалы научно-практической конференции, Новосибирск.
  2. журнал «Проектирование и строительство в Сибири» №1(61),2011
  3. Сборник статей V Открытого градостроительного форума «Современный город: новый гражданский договор»

© 2024 ARCH-I-TECT · Копирование материалов сайта без разрешения запрещено
Дизайн и поддержка: GoodwinPress.ru